открывающий двери ©
Идея встречи в Йоль зацепила слишком сильно, чтобы, прожив её немного на танцах-в-дурацком, отложить в сторону.
Чистый голос Мари-Виктуар звучит в уютной тишине дома на Площади Гриммо. Он – как теплый лед: звенит снежным хрусталем декабря и согревает сердце. Тает слезами на щеках.
Они втроем сидят прямо на полу. Тонкс, завороженная словами и мелодией, рядом – Ремус, обнимая жену и сына. И Тедди, устроившись под боком отца, сжимает его лежащую на плече ладонь своей, а другой находит руку матери и чувствует как его пальцы сильно стискивают в ответ.
Дни Йоля истекают, завеса между мирами становится плотнее, и посмертие все сильнее зовет вернуться за грань. Зов уже не просто впивается в подреберье, он оплетает их изнутри, пронизывая тонкой стальной нитью плоть и режет, натягиваясь, до крови.
«Еще одна ночь, пожалуйста, - отчаянно думает Тонкс, смаргивая жгущие глаза слезы, - последняя рождественская ночь!». До рассвета они могут сопротивляться. И будут.
Пальцы Ремуса, словно подслушавшего мысли, впиваются в плечо, и Тонкс, слегка повернув голову, встречается взглядом с золотистыми глазами мужа, в которых болезненно-откровенно смешались обреченность, злость и любовь.
Колесо Года продолжает вращаться.
* * *
Оттепель смазала контуры мира.
Словно кистью Дали.
Звуки текущие прямо с клавира.
Будят раны земли.
Всё потаённое, давнее всплыло.
Тёмной, талой водой.
Но у меня есть ты, значит господь со мной.
Словно кистью Дали.
Звуки текущие прямо с клавира.
Будят раны земли.
Всё потаённое, давнее всплыло.
Тёмной, талой водой.
Но у меня есть ты, значит господь со мной.
Чистый голос Мари-Виктуар звучит в уютной тишине дома на Площади Гриммо. Он – как теплый лед: звенит снежным хрусталем декабря и согревает сердце. Тает слезами на щеках.
Они втроем сидят прямо на полу. Тонкс, завороженная словами и мелодией, рядом – Ремус, обнимая жену и сына. И Тедди, устроившись под боком отца, сжимает его лежащую на плече ладонь своей, а другой находит руку матери и чувствует как его пальцы сильно стискивают в ответ.
Дни Йоля истекают, завеса между мирами становится плотнее, и посмертие все сильнее зовет вернуться за грань. Зов уже не просто впивается в подреберье, он оплетает их изнутри, пронизывая тонкой стальной нитью плоть и режет, натягиваясь, до крови.
«Еще одна ночь, пожалуйста, - отчаянно думает Тонкс, смаргивая жгущие глаза слезы, - последняя рождественская ночь!». До рассвета они могут сопротивляться. И будут.
Пальцы Ремуса, словно подслушавшего мысли, впиваются в плечо, и Тонкс, слегка повернув голову, встречается взглядом с золотистыми глазами мужа, в которых болезненно-откровенно смешались обреченность, злость и любовь.
Колесо Года продолжает вращаться.
* * *